Революции обычно не имеют конкретных моментов свершения. Они раскатываются во времени. Канонические даты условны. Так и с Бархатной революцией Чехословакии, 35-летие которой отмечается в эти дни. События растянулись тогда на полтора месяца, с середины ноября, до самого предновогодья. Ключевым периодом являлась неделя с 17-го по 24-е. А решающим днём – наверное, 23 ноября. Массовая антикоммунистическая демонстрация рабочих Праги. Назавтра режим начал сдаваться.
Чехословакия в "соцлагере" занимала особое место. Уникальный исторический случай: индустриально развитая страна поначалу в целом приняла коммунистический режим. Причём промышленная и культурная Чехия с большим энтузиазмом, чем крестьянская Словакия. Процесс сталинизации Восточной Европы стартовал именно из Праги. 21 февраля 1948 года на Староместской площади был организован грозный стотысячный митинг Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ). 25 февраля на пражские улицы вышли шесть тысяч вооружённых боевиков партийной "Народной милиции". Перед ними выступил "чехословацкий Сталин" – генсек КПЧ и по совместительству премьер-министр Клемент Готвальд. Собственно, на том вопрос и решился.
События 1948 г. именовались в ЧССР "Победоносным Февралем"
Вся полнота власти перешла к компартийной администрации. Национал-демократическому президенту Эдуарду Бенешу оставалось дисциплинированно ждать отставки и кончины в том же 1948-м. Партии социалистов, народников и социал-христиан признали главенство КПЧ. Это позволило им формально сохраниться под зонтиком Национального фронта. Но реально они исчезли на сорок лет.
К парламентским выборам 26 мая 1946 года были допущены только восемь партий – "более или менее лояльных", по выражению Сталина. Граждан немецкой и венгерской национальности лишили права голоса. Впрочем, поражение в избирательных правах было далеко не самой жестокой мерой: три миллиона немцев и венгров были дочиста ограблены и депортированы, на устроенных "маршах смерти" погибли тысячи. Командовали этими убийствами недавние прислужники нацистов, вовремя сменившие знамя.
Уже на тех выборах КПЧ вышла на первое место, собрав более 30% по стране, а в Чехии – более 40%. Было сформировано правительство во главе с Готвальдом. Значительная часть населения приветствовала коммунистическую власть. Особенно пражская интеллигенция и квалифицированные рабочие. Оппозиция же проявила поразительную покорность.
Во главе ключевого правительственного ведомства – МВД – стоял коммунист Вацлав Носек. Полиция и Служба госбезопасности (StB) подчинялись ему. Коммунисты Йозеф Павел, Йозеф Смрковский, Франтишек Кригель возглавляли партийную милицию, готовую немедленно исполнить любой приказ руководства. Министр обороны Людвик Свобода и армейское командование присягнули ЦК КПЧ. При таких раскладах сопротивление не в чешской традиции.
Но всё же Сопротивление было. Пять лет, с 1949-го по 1954-й, в среднечешском Пршибраме действовала боевая организация "Чёрный лев 777" (название отсылало к антинацистскому подполью Богемии). Матрос-речник Иржи Ржезач был католическим активистом, рабочий-машиностроитель Богумил Шима – христианским демократом, крестьянин-единоличник Ярослав Сиротек – социал-демократом, ранее он участвовал в антинацистском движении. К ним примкнули ещё четверо – рабочий, крестьянин, служащий и торговец. "Радикалами их делала политика правящей номенклатуры, – говорится в современном исследовании. – Они откликнулись на коммунистическую доктрину классовой борьбы и решили активно сопротивляться".
"Чёрные львы" устроили несколько взрывов и обстрелов, убили одного полицейского, разбросали много листовок. Троих вожаков повесили, ещё троих отправили на урановые рудники, один умер в тюрьме.
Участники "Черного льва 777"
В другом краю страны, злинском Кромержиже, сражалась в 1948–1951-м организация "Гостинские горы". Три десятка человек сплотил деревенский активист Йозеф Чуба. Милослав Поспишил и Ян Стахала воевали с немцами в партизанском отряде. Властимил Янечка служил в военной разведке. Сигмунд Бакала был городским подпольщиком. Бакала даже состоял в КПЧ и выселял немцев – пока не началась коллективизация и закрытие церквей. Побывал членом КПЧ и Владимир Райнох, исключённый за неуплату взносов. Другие соратники Чубы – железнодорожник Франтишек Мотала, кузнец Алоис Коварж, плотник Франтишек Мичка, крестьянин Методей Чех…
Боевики стреляли в партийных функционеров, нападали на парткомы, грабили магазины. Постепенно сцементировался партизанский отряд с дисциплиной и присягой бойца: "Клянусь бесстрашно бороться против коммунистического террора, никогда не изменять и повиноваться моему командиру". Повстанцы даже вступали в регулярные бои с подразделениями госбезопасности.
Министры Вацлав Носек и Ладислав Копршива держали тему "Гостинских гор" на личном контроле. Оперативное руководство осуществлял замминистра Карел Шваб – начальник отдела безопасности ЦК, создатель общегосударственной стукаческой сети, лично практиковавший пытки на допросах. Поначалу гэбисты-"эстебаки" даже не верили, что против них так дерутся чехи. Думали, это украинцы-бандеровцы.
Постепенно кольцо сомкнулось. Арестовали Чубу, Поспишила, Райноха, Стахалу, Бакалу, Чеха. Погибли в перестрелке Янечка и Коварж. Мотала при аресте выпустил все патроны в окруживших его гэбистов, последний сберёг для себя. В мае 1951-го двадцать три повстанца предстали перед судом. Чуба, Поспишил, Райнох и Бакала были повешены, остальные надолго отправлены по тюрьмам и лагерям. А через год с небольшим отправился на виселицу Шваб – партийные чистки тоже шли в полный рост.
Третьей крупной группой антикоммунистического сопротивления была моравская "Светлана" 1948–1951 годов. Основатель Йозеф Вавра по кличке Старик назвал организацию именем своей дочери. Сам он, впрочем, к тому времени жил в Париже. Руководили "Светланой" Антонин Слабик и Рудольф Ленхард – товарищи Старика по антинацистской партизанской бригаде. Все трое были коммунистами, причём не последними в партии. Но внутриноменклатурные конфликты после 1945-го отбросили их на обочину. Вавре пришлось спасаться в эмиграции, Слабику и Ленхарду – в подполье.
Относительно Слабика до сих пор существуют сомнения, на кого он реально работал. Но по поводу Ленхарда вопросов нет. Он и Антонин Яношик, работавший воспитателем детдома, идейно порвали с коммунизмом.
"Светлана" создавалась и функционировала по модели коммунистических подпольных групп времён оккупации. За оружие взяться не успели, хотя молодой и горячий Яношик добыл несколько стволов и гранат. Только набирали членов и распространяли листовки. Под конец в подпольной "Светлане" состояли три сотни человек.
Всех их и накрыла StB, которая длительное время отслеживала и "вела" организацию. Даже самого Вавру-Старика сумели выманить из Парижа, тайно захватить в Вене и доставить в Чехословакию. Йозеф Вавра, Рудольф Ленхард, Антонин Яношик и ещё четыре человека получили смертные приговоры. Антонину Слабику удалось бежать из страны (что укрепило историков в подозрениях). Как бы то ни было, подпольщики "Светланы" стоят в одном ряду с бойцами "Чёрного льва 777" и "Гостинских гор", агитаторами "Белого легиона" и проповедниками "Тайной церкви", словацкими и украинскими повстанцами.
Считается, что чехословацкую революцию 1989 года сделали студенты и творческая интеллигенция. Этот тезис утвердился каменным стереотипом, но мы ещё вернёмся к нему. Так или иначе, победители 1989-го продолжали традицию антитоталитарной борьбы. Много ли мы видим статусных интеллектуалов в её самые жестяные годы?
По политическим обвинениям в коммунистической Чехословакии казнили 248 человек. Среди них Милада Горакова – антинацистская подпольщица, узница концлагеря Терезиенштадт. Известная в стране юристка. Депутат парламента, после коммунистического переворота сдала мандат. Но отказалась эмигрировать и в подполье тоже не ушла. Против готвальдовского режима выступала открыто, публично.
27 сентября 1949 года Горакову арестовали. Следствие вёл ещё не вздёрнутый палач Шваб. Били на допросах, но ни признаний, ни показаний не получили. Заменили это воем в печати и на суде. Особенно отличились в воплях две партийные дамы – куратор орготдела ЦК Мария Швермова (сестра Шваба) и помощница прокурора Людмила Брожова-Поледнова. Впрочем, основательный мужчина гособвинитель Йозеф Урвалек тоже орал как бешеный слон.
Милада Горакова интеллигентно сдерживала презрение к своре садистов и истеричек. "Я проиграла бой, но ухожу с честью, – сказала она в последнем слове. – Я люблю свою страну и свой народ. Даже к вам у меня нет злобы. Никто не должен погибать за убеждения".
Смертный приговор. Виселица 27 июня 1950 года. Ныне эта дата в Чешской Республике – День памяти жертв коммунизма. Едва ли есть в стране хоть один город без улицы Милады Гораковой.
Шваб, как сказано выше, ненадолго Горакову пережил. Швермову партийные товарищи через год законопатили в тюрьму. Вышла она диссиденткой, дожила до Бархатной революции, но до конца долгой жизни не могла простить себе процесса подруги Милады. Урвалек умер раньше. Брожова-Поледнова символически отсидела два года в конце 2000-х. Превратившись в дряхлую старуху, она осталась визжащей партдевицей без души и без мозгов.
Режим КПЧ убивал не только на виселице. 4–5 тысяч политзаключённых – по другим данным около 8 тысяч – погибли, отбывая сроки. 145 человек застрелены при попытке бежать через границу. 96 человек получили на границе смертельные удары током. Эта "электрификация всей страны" была предметом гордости генерала госбезопасности Людвика Главачки, который вообще очень увлекался электричеством – будучи молодым офицером StB, сконструировал приспособление для пыток током на допросах. Именно Главачка руководил расправами со "Светланой" и "Гостинскими горами". Даже сам схлопотал пулю от подпольщика Антонина Данека. Отдохнул месяц в больнице.
Количество заключённых тюрем и лагерей известно с точностью до единицы. В тюрьмах по политическим приговорам побывали 205486 чехов и словаков, в лагерях – 21440. Через "вспомогательные технические батальоны" – те же лагеря, но армейского, а не полицейского ведения – прошли 22 тысячи "политически неблагонадёжных".
Это для лучшего понимания, до чего же действительно бархатной оказалась чехословацкая революция. Шваба, по крайней мере, повесили свои. Через десять лет свои же на год закрыли в камере начальника StB Антонина Прхала, мастер пыток и провокаций. А вот после революции Главачку и его "электроподручного" Алоиса Гребеничека отпустили по возрасту и здоровью.
Среди казнённых при Готвальде были 11 особенных. Повешены в один день – 3 декабря 1952 года. Среди них всё тот же Карел Шваб, экс-замминистра национальной безопасности. Прочая десятка тоже непроста.
Экс-генсек КПЧ Рудольф Сланский (он же Рувим Зальцман). Его экс-заместитель Йозеф Франк. Экс-министр иностранных дел Владимир Клементис. Экс-начальник международного отдела ЦК Бедржих Геминдер. Экс-главвред партийного официоза "Руде право" Андре Симон (он же Отто Кац). Экс-секретарь комитета КПЧ Брно (второй город страны) Отто Шлинг. Председатель экономического комитета администрации президента Людвик Фрейка (уточним, что президентом Чехословакии был председатель КПЧ Готвальд). И ещё трое экс-замминистров – обороны (Бедржих Рейцин), финансов (Отто Фишль), внешней торговли (Рудольф Марголиус). Знаменитый процесс Сланского, утвердивший в КПЧ порядок и стабильность.
Рудольф Сланский во время процесса
Сигнал к большой чистке давал высочайший синклит, "большая семёрка" КПЧ. Председатель-президент Клемент Готвальд. Его замы по партии и государству – секретарь ЦК Антонин Новотный и премьер-министр Антонин Запотоцкий. Его зять и министр обороны Алексей Чепичка. Министр внутренних дел Вацлав Носек. Министр иностранных дел Вильям Широкий. Министр информации Вацлав Копецкий.
Последний являл собой фигуру, актуальную для современной РФ. "Он был не из тех, кто становились коммунистами из идеалистичного желания помочь бедным… Он был незаменим для Готвальда, ибо всегда готов к любому грязному делу…" – характеризуют Копецкого чешские историки. Кириенко-Володин-Соловьёв в одном лице.
Он заведовал у Готвальда режимной идеологией, пропагандой и культурой. Любил пообщаться с богемой, блеснуть перед выходцами из старой аристократии. Олицетворял всё самое гнусное, мракобесное и паразитарное во властной системе. "Кровь с языка" говорят о нынешних продолжателях Копецкого. Не в Чехии, конечно. Там таких давно нет.
Копецкий имел не только политический, но интимный интерес в развязывании репрессивной кампании. Он был женат на своей заместительнице Гермине, но с юности влюблён в Швермову. Мария отказывала во взаимности. Ибо была как раз из тех, кто "становились коммунистами из желания помочь бедным".
Её муж Ян Шверма, один из лидеров КПЧ, погиб в Словацком национальном восстании. Вдова сошлась с Отто Шлингом. На глазах у Копецкого, прежде не знавшего ни в чём отказов. Уже одним этим оба подписали себе приговор.
Но главные причины террористической кампании КПЧ начала 1950-х были, конечно, иные. Кадры, подобные генсеку Сланскому и секретарю Шлингу, чересчур о себе понимали. Тяга к избыточной зауми, привычка к дискуссиям, воспоминания о собственных заслугах (например, в испанской гражданской войне). Лица к тому же еврейской национальности. Вроде "ленинской гвардии", безнадёжно устаревшей в 1930-е.
Стартовым выстрелом стал арест Шлинга в октябре 1950-го. Сначала обвинения в сионизме, заговоре и планах убить Готвальда и Сланского. Следствие вёл демоничный Прхал – и план оказался ударно перевыполнен. Главным своим сообщником Шлинг назвал… Сланского! Во главе "заговора" оказался генсек. Валы покатились удесятерённо. Загремели и партаппаратчики, и эстебаки. За решёткой и в пыточных камерах оказались Швермова и Шваб, партийный силовик Йозеф Павел и партийный аграрник Йозеф Смрковский, лидер словацких коммунистов Густав Гусак. В донесениях StB с удовлетворением отмечалось искреннее возмущение "проклятыми негодяями, которые собирались убить нашего любимого товарища Готвальда". Встречалось даже: "Жаль, что Гитлер не добил таких, как Сланский!"
Шваб перед смертью славил КПЧ, Шлинг желал всего хорошего Готвальду. После казни Сланского с остальными Копецкий очень старался набросить петлю на Швермову. Сладострастно расписывал в своих медиа её "грязный роман со Шлингом". Но остановили инструкторы из советского МГБ. Мол, не тот уровень, не надо размениваться. Швермовой дали пожизненное на "процессе региональных секретарей".
Мумия Готвальда (предана кремации из-за разложения в 1962 году)
Клемент Готвальд умер через 101 день после Рудольфа Сланского и его однодельцев. Простудился на похоронах Иосифа Сталина. Ещё через 79 дней восстали рабочие Пльзеня. 1 июня 1953 года 20 тысяч человек протестовали против грабительской денежной реформы. Ни партийная милиция, ни государственная полиция с бунтом не совладали. Пришлось вводить регулярные войска с 80 танками. Более 200 раненых, более 650 арестованных, 331 осуждённый.
"Не позволим создавать культ рабочего, которому всё позволено!" – пригрозил Запотоцкий. Но реформу пришлось скорректировать, кое-какие цены снизить. Сохраняя в полной мере экономическую госмонополию и директивное планирование, повысили инвестиции в сектор потребления и формально даже разрешили селянам выход из колхозов.
Пльзеньское восстание
Сталина уже не было, в том числе чехословацкого. "Дни удалого зверья" безвозвратно прошли. "Режим двух Антонинов" – президента Запотоцкого и первого секретаря КПЧ Новотного (председательский пост был отменён вместе с Готвальдом) обороты значительно снизил.
Прекратились массовые репрессивные кампании. Были амнистированы многие политзаключённые. Вышли на волю Швермова, Павел, Гусак. Получил орден Готвальда и отправился на пенсию Копецкий. Носек умер на посту министра труда. Минбезопасности присоединили обратно к МВД, StB "поставили под партийный контроль". Но своего XX съезда не созывали. Оба Антонина были слишком замазаны сами. Смерть Запотоцкого и концентрация высшей партийно-государственной власти в руках Новотного ничего здесь не изменила.
"Возвращение к соцзаконности" проводилось втайне. Спецкомиссию по разборке с культом личности Готвальда возглавил член Президиума (так там называлось Политбюро) ЦК КПЧ Драгомир Кольдер. Работала комиссия в режиме строжайшей закрытости. Однако сотни человек были реабилитированы, в том числе жертвы процесса Сланского.
Самые кровавые из функционеров госбезопасности уволены, а некоторые даже судимы. Хотя сроки отмеривались небольшие. Скажем, Антонин Прхал получил шесть лет, отсидел один год и пошёл работать в цирк. Потом стал крупнейшим беллетристом, писал шпионско-мафиозные детективы. Политическому порицанию подверглись некоторые столпы готвальдовского окружения. Особенно отыгрались на зяте Чепичке – выгнали отовсюду и распорядились забыть.
Провозглашение в 1960 году Чехословацкой Социалистической Республики (ЧССР) как "государства победившего социализма" как бы закрепляло систему. КПЧ зеркально копировала КПСС. Страной безраздельно правила партийная номенклатура. Экономика стагнировала в командно-административных тисках Йозефа Ленарта и Алоиса Индры. Общественную жизнь сковывал идеологический аппарат Олдржиха Швестки. Неустанно бдели госбезопасность и партконтроль Вильяма Шалговича.
Народ в целом безмолвствовал после Пльзеньского восстания. Львы и Горы отходили в прошлое. Относительно высокий уровень жизни на фоне других стран Варшавского договора, плотный контроль StB и особенности национального менталитета делали своё дело. В Чехословакии не было не только польской "Солидарности". Не было и советского Новочеркасска.
На таком фоне номенклатурный класс мог позволить некоторые льготы для интеллигенции. Это по-своему умиляло. Аппаратчики КПЧ – хозяева ЧССР, вассалы КПСС – комплексовали перед интеллектуалами и тянулись к ним. При партийно-государственных органах повысилась роль экспертов. Образовалась сцепка правящей бюрократии со статусными мэтрами – экономистами, философами, артистами, режиссёрами, писателями, драматургами. Именно консультативная среда при партаппарате, а отнюдь не одни диссиденты, сформировала новую власть после Бархатной революции. Не был диссидентом Вацлав Клаус – беспартийный эксперт-экономист, впоследствии премьер и президент Чехии, архитектор успешных чешских реформ.
В 1960-х до этого было неблизко. Но расхрабрившаяся статусная страта сыграла важнейшую роль уже в событиях 1968 года. Именно на неё опиралась реформистская группа Александра Дубчека–Йозефа Смрковского–Олдржиха Черника–Франтишека Кригеля. Вокруг которой к концу 1967-го, неожиданно для Новотного, сплотилось большинство ЦК.
Людвиг Свобода, Александр Дубчек и другие лидеры Пражской весны на митинге на горе Ржил, май 1968
Пражская весна 1968 года была слишком быстротечна, чтобы чётко обозначить намерения. "Социализм с человеческим лицом" – замечательно, но само это выражение придумал партийный социолог Радован Рихта. От его доносительского усердия коробило потом даже некоторых партаппаратчиков. Идеолог социалистической демократизации Зденек Млынарж особо оговаривал нецелесообразность многопартийной системы. Вице-премьер по экономике Ота Шик не заходил дальше разрешения частных такси.
Но зато Кригель формировал во главе Нацфронта основы многопартийности. Павел сворачивал в МВД систему политического сыска. Философ-неомарксист Иван Свитак единственный призывал готовиться к силовому отпору неминуемой советской агрессии.
Реформы Дубчека фактически свелись к половодью интеллигентского слова. Общество не успело пробудиться вглубь. Массы не успели поверить новому руководству КПЧ. А брежневские вассалы успели осознать опасность. Густав Гусак в считанные недели превратился из энтузиаста "Пражской весны" в ярого её противника. "Пригласительное письмо" – пригласительное войскам Варшавского договора – подписали пятеро. Все они несколько месяцев назад были сторонниками Дубчека. И они же сформировали группу консервативно-коммунистического реванша.
Василь Биляк, партийный руководитель Словакии. Алоис Индра, экс-министр транспорта. Драгомир Кольдер и Олдржих Шевстка, члены Президиума ЦК. Антонин Капек, лидер промышленно-директорского лобби в КПЧ. Ядром же пражской "антивесны" являлся корпус госбезопасности, возглавленный генералом Шалговичем – которого Дубчек наивно назначил заместителем министра Павела.
21 августа 1968 года, когда войска СССР, ГДР, ПНР, ВНР и НРБ вступили в Чехословакию, чехи снова не стали сопротивляться. Первый секретарь Дубчек и президент Свобода сами призвали к смирению. "Тащи предателей на виселицу!" – успел прокричать лишь Свитак в борьбе за рабочее дело. И то уже из эмиграции.
Советские танки "Т-55" в ходе вторжения в Чехословакию, 1968 г.
Но с каждой из сторон погибли более ста человек. Чехи и словаки в основном под пулями и гусеницами. Советские солдаты – чаще от собственного оружия: транспортных аварий и неосторожного обращения. Пятеро военных застрелились.
Реформаторское крыло партийно-государственного руководства было арестовано людьми Шалговича под наблюдением советников из КГБ. Похищенных доставили в Москву. Только Кригеля не удалось сломать всем составом во главе с Брежневым. Но это ничего не изменило.
Весну заморозили. Властью в оккупированной Чехословакии посадили Гусака как генсека-президента и Биляка секретарём по идеологии. На подхвате держались Индра как председатель парламента, Капек как партбосс столицы, Швестка как шеф пропаганды. Потом подтянулся секретарь Милош Якеш во главе контроля-надзора. Серое прислуживание Брежневу было названо "Нормализацией".
Это продолжалось два десятилетия. Вялая скучная диктатура с хорошим пивом и кнедликами, всепроникающей StB и хмурым лицом Гусака. "Социализм с гусиной кожей". Без особой жести, но с нудно-методичным прессованием.
Лязгал зубами сталинист-ортодокс Биляк. Именно он, второй секретарь ЦК, был главным столпом "Нормализации". Идеологическая накачка, политические репрессии, пресмыкательство перед Брежневым–Андроповым–Черненко исходили с верхов от него. Сам Гусак называл Биляка "злым духом партии". Генсек-президент, сурово ушибленный жизнью, новых потрясений не хотел. Темпераментный же второй секретарь прорывался в первые и вполне мог нагнать жути.
В региональном управлении линию Биляка олицетворял Северо-Моравский краевой секретарь Мирослав Мамула. Он реально внушал страх. "В Остраве не будет Праги!" – грозил секретарь суровой карой за кухонные разговоры интеллигентов. Отдельное направление идеологических преследований заострялось против "части рабочих, враждебных нашей социалистической политике".
Дополнительная "чёрная суббота", введённая в крае секретарским приказом, называлась "мамуловкой". Принудительное вегетарианство для экономии госсредств – "мамуловским меню". Проводил Мамула даже свою внешнюю политику. В 1981 году на пару с катовицким секретарём ПОРП Анджеем Жабиньским готовил вторжение в Польшу. По чехословацкому образцу 1968-го.
Постепенно Мамула превратился в персонифицированный символ КПЧ. Даже его скоропостижная смерть в 1986-м этого не изменила. "Нормализованная" ЧССР означала тотальную мамуловку.
Любомир Штроугал
Хотя временами подавал многозначительные знаки и двусмысленные сигналы ("подождите, мы же всё понимаем и таааакое тут готовим…") премьер-министр Любомир Штроугал. Пересевший на премьерство не откуда-нибудь, а с МВД. Эти знаки и сигналы адресовались, разумеется, интеллигенции. Породившей диссидентское движение. Ставшее в пражской интеллектуальной элите делом почти легальным. При условии глухого замыкания в узком элитном кругу. Тогда и сами номенклатурщики не против были послушать выдающегося драматурга и первого диссидента Вацлава Гавела. Некоторые партаппаратчики дружили с ним домами, а офицеры StB ласково называли Вашеком.
Правозащитная "Хартия-77", разумеется, не одобрялась (хотя её и подписала даже Мария Швермова). Но это ещё куда ни шло. Интеллектам надо давать какие-то отдушины. А вот любая попытка продвинуться к "ватникам", на завод или в сельхозкооператив, подавлялась со всей жёсткостью. За соблюдением рамок пристально наблюдала остепенившаяся StB, в которой делал стремительную карьеру технолог-айтишник Алоиз Лоренц. Доверенный силовик премьера Штроугала.
"Настоящими врагами были диссиденты Словакии и Моравии. А в Праге круг Вашека смешивал политику с бизнесом", – так видел ситуацию фанатичный коммунист Людвик Зифчак. Молодой поручик госбезопасности, которому ещё предстояло прославиться на весь мир.
Продолжение следует
