Пешая саранча переходит реки так, что нижние слои тонут до тех пор, пока из потонувших образуется мост, по которому пройдут верхние. Так распоряжаются теперь и с русским народом.
(Лев Толстой, начало Русско-японской войны)
У Creedence Clearwater Revival, культовой группы эпохи 1960-х, есть песня “Fortunate Son”.
Она о том, как герой, получивший повестку во Вьетнам, сидит и смотрит на фотографии с дорогущей свадьбы сенаторского сынка. Сынок машет американским флагом, но помирать в джунгли и болота он не поедет. А герою деваться некуда: он-то не родился в богатой семье, он не “баловень судьбы”.
Во времена Вьетнамской войны эта песня стала своего рода гимном антивоенных протестов. И она поможет нам разобраться не только с той мобилизацией, но и с этой.
Итак: почему бывают войны, когда "встает страна огромная", и граждане, все как один, плечом к плечу, с энтузиазмом отправляются на фронт? А бывают войны, когда от мобилизации бегает каждый второй, а те, кого удалось поймать, отказываются идти в бой и поднимают мятежи?
1.
Об этом редко задумываются, но способ комплектации армии — прямое следствие устройства конкретного общества в конкретную эпоху.
Российская армия с начала Нового времени прошла три фазы: поместная войско, рекрутский набор и всеобщая воинская повинность (она же "призывная армия").
Поместная система возникла в XV веке и полностью соответствовала духу времени. Обязанность воевать ложилась на одно-единственное сословие, дворянство, и за службу его представителей жаловали землей. Разумеется, такая армия не могла быть регулярной. В мирное время дворяне сидели по своим усадьбам и занимались хозяйством; во время войны правительство объявляло сбор ополчения, и подлежавшие службе дворяне приезжали конно, людно и оружно куда скажут.
Читая, как мобилизованным приходится самим покупать себе бронежилеты и термобелье, постоянно вспоминаю про это "конно, людно и оружно"
“Конно, людно и оружно”, формула из документов того времени, указывает на ключевую особенность поместной системы: для войны дворянин снаряжал себя сам. Сам покупал себе коней, сам обеспечивал себя оружием и боеприпасами, сам запасался продовольствием.
Иными словами: в рамках поместной системы государство перекладывало обеспечение войны на плечи общества. В плюсе оставались все — небогатое Российское царство могло позволить себе армию, дворяне получали землю, все прочие сословия могли не воевать.
(NB: с XVI в. были попытки создать регулярные подразделения, из не-дворян и за зарплату, самым успешным результатом были стрельцы, но ядром армии их назвать никак нельзя)
У поместной системы были и минусы. Во-первых, само войско было небольшим: дворян в Российском царстве было меньше 3%. Во-вторых, значительная часть являвшихся “оружно” бойцов были снаряжены из рук вон плохо (вопреки распространенному мнению, дворянство в массе своей было еще и не очень богатым). В-третьих, при любой возможности дворяне саботировали сбор ополчения. Кому охота оставлять землю, крестьян, жену, детей, и тащиться куда-нибудь на татарскую границу? Всегда можно “не доехать”, например потому, что дороги "размыло", и пусть тебя выковыривают откуда-нибудь из-под Вологды.
То есть: Российское царство оперировало дешевой, но малочисленной, разношерстной и строптивой армией. Впрочем, повторюсь: для Раннего Нового времени подобный тип комплектования был делом обычным.
2.
В конце XVII века новой власти и новым амбициям Российской империи такой формат подходить перестал — и Петр I ввел рекрутский набор. Технически это выглядело так: каждый год с определенного количества душ (обычно с 500, но квоты постоянно менялись) одного мужчину забирали в солдаты. Рекрутскую повинность несли только непривелигированные сословия: крестьяне, крепостные и государственные, и мещане, жители городов. Еще одна важная особенность: службе подлежали, в основном, православные народы империи — русские, украинцы и беларусы — инородцев, с некоторыми заметными исключениями, от рекрутчины освобождали.
Итак, Российское государство получило новую армию в несколько раз больше предыдущей — ведь теперь можно было каждый год набирать несколько десятков тысяч новых солдат. Рекрутчина поставляла достаточно людей, чтобы вести войны постоянно и со всеми подряд. Еще, в отличие от поместного войска, эта армия была регулярной: то есть такой, которая всегда под ружьем; и однообразной — солдат снаряжали, одевали, обучали стандартизировано, за государственный счет.
Вроде бы, живи да радуйся (то есть, воюй да радуйся). Но и у рекрутской системы были серьезные недостатки — причем что с социальной, что с военной точки зрения.
Начнем с социальных.
Крестьяне рекрутчину ненавидели. Показательна даже сама формула, которой рекрутский набор описывали: “забрить в солдаты”. У рекрут действительно выбривали лбы и затылки, как у каторжников (понятно: чтобы легко опознать, если убегут). Служба длилась 25 лет — по тогдашним меркам огромный срок, едва ли не вся жизнь. Отправляя молодого человека в армию, близкие прощались с ним, как с покойником, и это понятно — 2/3 рекрутов службу попросту не переживали. Рекрутчина воспринималась как наказание: богатые крестьяне старались от нее откупиться, помещики использовали ее как способ избавиться от неугодных крепостных.
Вот показательный фрагменты из воспоминаний солдата Памфила Назарова (одно из 4-х солдатских воспоминаний о 1812 годе, дошедших до нас) —
брат приезжает сообщить родителям, что Памфила забрили в солдаты:
Онъ, отправившись съ вечера, пріехалъ на утренней заре; поставивши лошадь у воротъ, самъ поспешно идеть въ родительскій домъ, обливаясь слезами, исправляетъ поклонъ отъ меня какъ отъ новаго солдата; для матушки сей поклонъ былъ великимъ ударомъ, она сделалась на несколько минуть вне ума.
первые недели Памфила Назарова в армии:
Было приказано обучать насъ военному артикулу. Божьею милостію и родительскимъ благословеніемъ я понялъ весьма скоро, только отъ великой жалости объ родителяхъ и военныхъ строгостей приключилась мне болезнь, отъ которой я несколько разъ въ сутки былъ вне ума, каковая болезнь продолжалась до двухъ недель; во время болезни у меня было унесено изъ ранца: рубашки, холстъ, въ которомъ было пятнадцать рублей ассигнаціями, и прочее.
В общем, рекрутчина стала едва ли не самой тяжелой составляющей крепостной системы, и крестьяне уклонялись от нее, как могли: сбегали, калечили себя и т.п.
Иногда социальное недовольство проявлялось особенно ярко — в восстаниях. Мало кто сводит с рекрутчиной восстание Пугачева, и совершенно напрасно. “Пугачевщина” была прямым результатом долгой войны (Русско-турецкой 1768-1774). Я не пишу “непопулярной войны”: для среднего крестьянина любая война была непопулярна. Его отрывали от земли и дома, отправляли черти куда — ради целей, которые были максимально ему чужды (крестьянин знать не знал про величие империи, контроль над Черным морем и Греческий проект).
Конкретно в случае с 1773 все это наложилось еще и на нарушение социального контракта — как вы помните, Екатерина II дала вольность дворянству, т.е. разрешила ему не служить. Это породило в крестьянской среде серьезное недовольство: крестьяне ждали, что, в таком случае, вольность получат и они. На этих настроениях и поднялся Пугачев — в своих воззваниях он первым делом обещал дать крепостным вольность и, в т.ч. освободить их от рекрутчины.
Показательно, что восстание Пугачева пришлось подавлять частями, переброшенными с фронта. РИ срочно заключила мир с Турцией, довольно для себя невыгодный; то есть, счастья от этой войны не было по итогам никому
А в чем проблемы рекрутчины с военной точки зрения?
Ну, во-первых, такая армия — это дьявольски дорого. Ведь солдата надо содержать все 25 лет, и как бы погано его не содержали, ресурсов это сжирало немеряно. В конце XVIII века расходы на армию занимали половину от всех расходов бюджета РИ, в период 1812-1814 траты доходили до 70%.
Во-вторых, солдат в такой армии все равно всегда не хватало. Ведь нельзя забрать слишком много крестьян: аграрная экономика без рабочих рук попросту рухнет. Поэтому, например, в 1812 году российское правительство, как не выкручивалось, не могло выставить армию, достаточную для борьбы с Наполеоном, — пришлось созывать ополчение.
3.
Итак, рекрутская армия Российской империи, страны и тогда немаленькой, уступала армии Наполеона: почему? Дело все в том, что у Наполеона была армия нового типа, то есть армия призывная. Это подходящий момент, чтобы обсудить, что такое призывная армия и в каких исторических обстоятельствах она возникла.
Как я уже писала, способ комплектации армии отражает устройство общества и государства в целом. Призывная армия была порождена Французской революцией: ее идеями, ее потребностями и ее войнами, внутренними и внешними.
Сейчас довольно сложно представить, насколько радикальным новшеством была призывная армия; но мы попробуем. Как мы видели на примере российской истории, долгие века война, а значит, и армия, оставалась делом государя. Французская революция превратила войну в дело нации — теперь каждый гражданин становился солдатом, и он брался за оружие не для того, чтобы выполнить волю монарха, а для того, чтобы защитить ценности и достижения революции.
Первый в истории призыв (декрет 1793 года, разом отмоболизивовавший во французскую армию около 900 тысяч человек) был порождением утопического проекта. Революционные ценности — свобода, равенство, братство, естественные права человека — воспринимались гражданами как единственно верные, как главное и наивысшее достижение цивилизации; такие ценности имело смысл не просто защищать, их можно было и принести окружающим народам, которые не успели сбросить своих тиранов.
Новая армия граждан-солдат во многом была создана идеологией, и на идеологии же держалась: в 1793 Военное министерство поставило в войска почти два миллиона экземпляров революционных газет (рекрутов не имело смысла убеждать через газеты, они исполняли волю государя; зато воинственность гражданина-солдата требовала постоянной подпитки).
От идеи гражданина-солдата до идеи гражданки-солдата всего один шаг, и в эпоху Французской революции его иногда совершали
Итак, революционная Франция получила самую большую армию в тогдашней Европе, самую мотивированную армию — поскольку она состояла из людей, убежденных в том, что они носители идеального социального порядка.
Еще это была единственная меритократическая армия: то есть такая, где талантливый человек имел возможность выслужиться и быстро подняться наверх вне зависимости от своего происхождения.
Лучше всего это иллюстрирует статистика: в 1789 году, когда революция начиналась, 90% офицеров во Французской армии были дворянами; в 1794 — только 3%.
Продуктом той самой революционной меритократии был, конечно, и Наполеон Бонапарт.
Именно армия нового типа позволила Франции захватить почти всю Европу и вести войны на протяжении двадцати лет.
После, несмотря на то, что Францию коллективными усилиями одолели, идея “гражданина-солдата” восторжествовала по всему Западу: с 1815 по 1880 призывными армиями обзавелись большинство европейских государств, в т.ч. и Российская империя.
Александр I показывает Наполеону свои иррегулярные части (казаков). Для российской армии, отчаянно пытавшейся сравняться с французской, иррегулярные части были одним из способов увеличить численность
4.
Однако, как и в случаи с предыдущими способами комплектования, и у призывной модели были серьезные побочные эффекты.
Да, всеобщая воинская повинность позволяла поднимать миллионные армии; но она же и предполагала, что соблюдены определенные условия. Чтобы стать солдатом в рамках такой модели, сперва, естественно, следовало стать гражданином.
То есть, формат призыва работал в тех обществах, где соблюдались базовые права человека, где люди были равноправны, и где работало всеобщее избирательное право.
Второе: чтобы призывная модель сработала, война должна восприниматься как важная и необходимая для всей нации. А если общество не считает войну важной, если государству не удалось убедить граждан в необходимости войны, если нет общественного консенсуса, что да, вот сейчас нам нужно посражаться — призывная модель начинает работать против правительства.
Не просто так именно призывные армии — постоянный участник революций и восстаний. Призывная армия была ключевой силой в Февральской революции в РИ и в Ноябрьской в Германской империи. Призывная армия отказывалась идти в атаку во Франции весной 1917 и весной 1940. (И я даже не буду продолжать, потому что в истории модерна таких примеров на каждом углу)
Вывод понятный: чтобы призывная модель заработала в полную силу, между обществом и властью должен быть консенсус — "да, эта война нам нужна". Не всегда речь идет об оборонительной войне (хотя в случае с ней объясниться просто). Вам может быть нужна завоевательная война: например, вы правильные ценности несете (как солдаты Французской республики), или Тысячелетний Рейх строите. Вам может понадобиться влезть в чужой конфликт: в 1877 российское общество требовало помочь болгарам в их войне за независимость (взбешенное, в частности, знаменитыми “болгарскими ужасами”, т.е. методами, которыми турецкое правительство расправлялось с мирным населением).
Иными словами, войны могут быть разными; но нация должна считать эту войну важной для себя.
Русско-турецкая война 1877-1878 была кровавой и тяжелой; однако в российском обществе она была чрезвычайно популярна. Пан-славистские настроения тогда достигли пика, все одинаково хотели помочь освободиться "братским" православным народам Балкан (это просто повод вставить любимую картину Верещагина)
5.
Конечно, существуют понятные инструменты, с помощью которых правительство может убедить общество в том, что да, вот сейчас речь идет об интересах всей нации, надо сплатиться и повоевать. Самый базовый — представители элит должны сражаться бок о бок со "простыми людьми".
Напомню, что:
+ В кампанию 1812 года Александра I выпихнули из действующей армии потому, что он сильно мешал, но уже в кампаниях 1813-1814 он не просто участвовал, а и в сражениях появлялся (просто научился не лезть с советами).
Его брат и наследник престола, великий князь Константин Павлович, сражался и в 1812, и позже. (Буквально на днях читала воспоминания одного майора из егерского полка: армия наступала, егеря — на передовой, вот они останавливаются на ночлег, и к ним является Константин Павлович со словами “сейчас будем пить чай, у меня с собой нормальная заварка”. Как говорится, рилейчусь: я с собой тоже везде нормальную заварку вожу)
+ В ВМВ у Сталина воевали оба сына, Хрущев воевал сам, у Микояна 2/4; а факт того, что сам Сталин до фронта не добирался ни разу, Хрущев использовал на ХХ съезде — потому, что это звучало крайне неприглядно и подчеркивало личную трусость Сталина.
+ В Первую мировую половина князей императорской крови были в действующей армии, один (великий князь Олег Константинович) даже погиб.
Этот инструмент не универсальный; однако же продать “войну с НАТО за жизненные интересы РОССИИ”, когда ни один представитель элит сам не воюет и детей своих не пускает, невозможно.
В этом смысле нынешняя сентябрьская мобилизация куда больше похоже на рекрутский набор; людей отрывают от мирной жизни и забривают на фронт ради войны, которая нужна лично правителю; в обществе же по ее поводу нет консенсуса, общество в ней не имело права голова и теперь уже обществу не продать войну как дело всей нации.
То есть, российское правительство распоряжается обществом так, как будто на дворе рекрутский набор — а ждет энтузиазма, массовости и возможностей как от призывной модели.
Война во Вьетнаме, кстати, тоже была кризисом призывной модели. Американское общество не воспринимало эту войну, как необходимую; саботировало призыв и уклонялось от мобилизации — и, в конце концов, правительство было вынуждено эту ненужную, непопулярную войну прекратить.
6.
Кстати, и Российская история эпохи модерна показывает, что мобилизация во время непопулярных войн оборачивалась против правительства всегда или почти всегда.
Русско-японская? Революция 1905, из которой удалось выйти только решившись на изрядные уступки (создание Парламента, Думы, в первую очередь).
Первая мировая? Ну, не мне вам рассказывать.
Без отмобилизованных граждан, разочаровавшихся в войне, не было бы Февральской революции (да и Октября бы тоже не было, конечно)
В Гражданской войне большевики взялись проводить мобилизацию, и, поскольку популярность большевиков была невелика (ок, не так велика, как обычно думают), а популярность войны и того ниже, дезертирство стало повальной болезнью Красной Армии.
Про данным, которые у историков имеются сейчас, за годы Гражданской войны примерно 75% призывников в КА уклонялись от призыва (вот это масштабы дай бог каждому). В одном только 1919 зафиксировали около 3 миллионов (!!!) случаев дезертирства, а в украинских губерниях призыв просто сорвали, кое-где даже пришлось отменить приказы о мобилизации.
Призыв же 1920 г., распространенный на территории, отвоеванные красными у белых, стал одной из главных причин крестьянских восстаний.
В общем, и в рамках российской истории модель призывной армии показывала неоднократно, что она не универсальный инструмент; и работает хорошо только в определенных условиях, а если этих условий нет — резинка бьет по самому государству.
Но у путинского правительства, которое судит об истории по своим же пропагандистским учебникам, сложилось удивительное убеждение: будто бы на крайняк можно всегда сказать “вставай, страна огромная”, и дальше-то дело в шляпе, и сапоги будем мыть в Ла-Манше.
Поэтому-то и опасно жить в иллюзиях, не имея представления не только о том, как выглядит противник, но и о том, чего хочет и как устроено ваше собственное общество. Конечно, дополнительные сотни тысяч людей, отправленные на фронт, поспособствуют эскалации конфликта; однако мобилизация не изменит отчужденного отношения российского общества к войне, и уж точно не превратит войну в "дело всей нации".
Огромная страна не встанет: и не просто так физически сбежавших из страны уже то ли в два, то ли в три раза больше, чем отмобилизованных.
Законы природы, как говорили в эпоху Просвещения, неподвластны королевской прихоти; и социальные закономерности, добавим, тоже.
В конце концов, в обществах национального самознания и массовых армий граждане прекрасно распознают, кто здесь баловень судьбы.
Если вас заинтересовали вопросы военной социологии, то советую:
- Malesevic S. The Sociology of War and Violence. CUP., 2010.
- Centeno M.A., Enriquez E. War and Society. Polity Press, 2016.
! Орфография и стилистика автора сохранены
