Главная особенность всех иранских протестов последних лет – отсутствие альтернативного центра, вокруг которого могут концентрироваться недовольные.
Внутри иранской власти множество противоречий – между различными группами духовенства (реформаторами и консерваторами), между силовиками из Корпуса стражей исламской революции и гражданскими деятелями со своим бизнесом, не патронируемым КСИР.
Но вся власть черпает свою легитимность в исламской революции 1978-1979 годов и находится в консенсусе по вопросу о духовно-политической доктрине аятоллы Хомейни и, следовательно, о необходимости подчиняться рахбару Хаменеи как преемнику Хомейни (как бы они не относились к личности конкретного рахбара, они уважают сам этот институт, являющийся опорным для исламской республики).
Во время исламской революции такой альтернативный центр составляло религиозное сообщество Ирана. Внутри него не было единства, но его представителей сближало недовольство шахским режимом, не только проводившим модернизацию страны, но для своей легитимации обращавшимся к глубокой доисламской архаике, пытавшимся реконструировать в ХХ веке Персидскую монархию времен войн греков и персов (шах даже распорядился вести летоисчисление от предполагаемого года коронации Кира Великого). Вместо соединения ислама и национализма он стал их разделять, что и способствовало катастрофе его режима. Все это накладывалось на демонстративную роскошь шахского двора (и в этом подражавшего древним) в бедной стране. Даже более умеренные, чем Хомейни, иранские аятоллы, отвернулись от шаха, что создало биполярную политическую конструкцию. Иранские либералы были вынуждены дрейфовать к одну из этих полюсов – и они за малым исключением выбрали исламский полюс, который уже поддерживался улицей. Левые также должны были признать главенство исламского движения, рассчитывая потом перехватить власть.
Сейчас либералов и левых как внутренней политической силы давно уже нет – они были разгромлены разными способами еще в первые годы исламского правления. Небольшая группа исламских либералов (Движение за свободу Ирана) не обладает никаким реальным влиянием. Простые люди иногда выкрикивают на митингах имя шаха (причем не последнего, а его отца – основателя династии, о недостатках которого помнят меньше), но монархического центра в стране также нет.
Впрочем, сейчас у иранской власти ситуация сложнее, чем раньше – это связано с многочисленными сообщениями об ухудшении здоровья рахбара и проблемой преемничества. КСИР по некоторым признакам консолидируется вокруг нынешнего президента Раиси, теряющего популярность из-за нерешенных социальных проблем и "закручивания гаек" в морально-нравственной сфере. Но официально рахбара выбирают не генералы, а религиозные деятели, что осложняет возможную передачу власти – Раиси далеко не для всех них является авторитетом (а рахбара выбирают пожизненно, так что "переиграть" решение нельзя). Кризис может быть существенно более серьезным, чем в предыдущие годы, когда протесты быстро подавлялись – но проблема альтернативного центра никуда не исчезает.
! Орфография и стилистика автора сохранены
