Мне очень не хотелось отвечать на последний выпад свежеиспечённой германки Ирины Бирны, настолько он был саморазоблачителен в своей откровенности.
Я даже подумал, что, может быть, не все читатели Каспаров.Ru — русскоязычные жители бывших российских колоний, спящих и видящих уничтожение метрополии, а также русские радикалы, настолько снедаемые ненавистью к режиму и вообще к отечественной деспотической традиции, что по-ленински готовы уничтожить страну ради погибели режима ("И сказал Самсон: умри, душа моя, с Филистимлянами!"; Судей: 16:30), и хоть кто-нибудь вместо меня ответит возражениями на неприкрытый призыв ликвидировать Россию в качестве исчадия мирового зла.
Но — не дождался...
А потом сообразил, ведь я опять получаю уникальный предлог отчитать очередную пару в области прикладной социологии и политологии.
Итак, на этот раз мне потребуется иллюстрировать свою лекцию. Доски и мелка у меня нет, тем более нет проектора слайдов, посему читателями придётся включить своё художественное воображение.
Помолясь, приступим.
Ещё раз прошу прощения у аудитории за неизбежные повторы — караван, как известно, всегда идёт со скоростью самого медленного верблюда...
1. Представим очень высокую пирамиду или марсианскую гору Олимп. Тут главное, чтобы вершина почти выходила за пределы атмосферы. Так вот, плотность атмосферы, туманы у подножия и густая облачность выше — у нас будет символизировать погруженность в традиционализм. Можно также говорить: в архаику или средневековье. В данном случае — это синонимы. А разреженность и уже совершенно ночное небо — это современность, или, говоря по иному, "модернити" — то, что в советских учебниках именовали "Новое" и "Новейшее" время.
Так получилось, что "столичная" — московско-питерская субкультура оказывается на этой горе выше всего, у неё самая значимая степень вестернизации.
Ещё правильнее сказать, что Москва, Санкт-Петербург, в некоторой степени Екатеринбург, Новосибирск, Омск, Смоленск... являются "лимитрофами" (буферными культурными зонами между двумя культурными мирами) — между Русской субэкуменой и Европейской.
Здесь нам потребуется представить контурную карту западной части СССР с окрестностями.
Понятие "лимитроф" возникло 98 лет назад — как обозначение бывших частей Российской империи, ставших независимыми странами — Финляндии, Польши, Балтийских государств. Имелось в виду именно их цивилизационная промежуточность. По сути, за сорок лет до этого такими же лимитрофами стали балканские государства — буфер между Османской и Дунайской империями.
Затем, по мере вестернизации, по мере высвобождения от воздействия имперско-русской культуры, "лимитрофность" двигалась на восток. Четверть века назад "лимитрофами" стали Украина, Беларусь, Молдова.
Одновременно то, что считалось "Восточной Европой" стало "Европой Центрально-Восточной", а западная часть бывшего СССР — стала "Европой Восточно-Восточной". Зато Германия и Австрия, всегда считавшиеся "Европой Центральной", стали в полном смысле слова "Западом". То же самое произошло с Италией и Испанией. Мысленно можно закрашивать нашу контурную карту фломастерами. И тут произошло очень интересное. Внутри Русской субэкумены быстро возник точечный — "двустоличный лимитроф". Точно так же, как античные мегаполисы Александрия и Антиохия стали очагами и индукторами эллино-римской цивилизации.
Так исторически получилось, что в Русской субэкумене наиболее вестернизированными слоями ("русскими европейцами" по формуле Достоевского-Ходорковского) стали те, кого в советское время называли "интеллигенция" и "аппарат".
"Интеллигенцию" от "аппарата" отличает приверженность (пусть и исключительно теоретическая) западным правовым и демократическим ценностям.
Строго говоря, вестернизированность можно представить как взрослость, как рационализм и индивидуальность, в то время как архаичность очень напоминает подростковое и детское сознание.
Опять же так получилось, что наиболее "взрослое сознание" в Русской субэкумене у тех, кого принято называть "либералами". Это не значит ни большую честность (разве что перед собой), ни большую порядочность, доброту, справедливость и иные добродетели.
Только социально-ментальную взрослость. Ещё хуже: высвобождение от традиционализма несёт разрыв с ценностями патриархального общества, что внешне выглядит как запредельный цинизм и даже расизм, поскольку сознание "русевропейцев" механически градуирует людей по степени их вестернизированности, подобно колонизаторам, сразу сортирующим туземцев по степени их европеизированности.
Поэтому "московские либералы" в Русской субэкумене — самая рациональная, самая "взрослая" часть социума. В нашем примере они — "горцы". Поэтому чувствуют свою ответственность за остальных, которых воспринимают как чад неразумных. "Горцев" можно отстранить от власти и влияния на социум. Именно так случилось в ноябре 1917-го и в ноябре 2007 года, когда Путин объявил на предвыборном митинге в Лужниках либералов главными виновниками всех бед страны.
Последствия обоих этих событий мы хорошо знаем.
"Московских либералов" можно ненавидеть, презирать, можно накручивать себе очки популярности на нападках на них, но в качестве носителя современного рационализма и демократическо-правовых ценностей в России не существует социокультурной альтернативы "двустоличной субкультуре".
2. Для этой части рассуждений нам потребуется схематический рисунок земного шара в разрезе.
Говорящие об империи часто подменяют империю как историческую форму существования культуры и империализм как политику подчинения и экспансии. Также путают империю как систему господства европейской державы над неевропейскими и европейскими, но стадиально отсталыми территориями (Балканы для Габсбургов, северовосточные пространства для Рюрикидов, Шотландия и Ирландия для Англии, Сицилия и Неаполь для Арагоно-Каталонского королевства), и империю как организацию государства в рамках субэкумены.
В последнем случае надо понимать, что империю характеризует не многонациональность, а именно неподконтрольность имперского центра населению и целенаправленная политика культурной унификации. Обычно империей считают державу, "проглотившую" несколько стран. Страной в данном случае я называю историческую область, связанную с конкретным этносом, имевшим в данной области свою государственные или протогосударственные образования, т.е. ведущие политическую жизнь. Для определения критерия имперскости очень важна степень культурной разнородности державы. Например, Франция и Германия последней четверти 19 века были весьма разнообразны с точки зрения разнообразия диалектов и менталитетов. Причём Второй рейх обеспечивал куда больший культурный плюрализм, нежели Третья республика, где на диалекте Иль-де-Франса (эталонный французский) говорило чуть больше половины населения.
С этой точки зрения Североамериканские Соединённые Штаты также были бы империей. Если бы ими не руководили сенаторы, делегированные от штатов. То же самое развивалось в Веймарской Германии.
Империю характеризует не то, что она состоит из нескольких "стран", лишённых политической самостоятельности, а наличие правящего слоя, представляющего не население (или элиты) поглощённых областей, а отдельный "номенклатурный" слой, пополняющий себя сам.
Империя-эйкумена может стать федерацией и развиться в гражданскую нацию, как это произошло с США или Индией. Российской империи, СССР и Российской Федерации в этом смысле не повезло. Но это не значит, что этнокультурное ядро России такой путь не сможет пройти.
Дело в том, что любая гражданская нация в любом смысле имеет в качестве ценностного ядра некую конкретную этно-историческую традицию. Например, американский "плавильный тигль" основан на британо-голлано-северогерманской "коалиционной традиции". И все остальные этнические и расовые группы США могут добиться топовых результатов, только принимая ценности этой традиции.
Проблема СССР была такая же, как у мадридских и венских Габсбургов. Пражские чехи и краковские поляки не считали австрийцев "цивилизационными олимпийцами", гардианами врат Kultur, а голландцы и каталонцы не признавали этого статуса за кастильскими романтическими "дикарями".
Теперь о русской нации. Год назад разразился некий терминологический кризис, связанный с обсуждением закона о российской нации. Оказалось, что русское национальное сознание идеи универсальной концепции "россиянства" (аналог — "американства") категорически не принимает. Это означает, что третья попытка формирования русского национального сознания близка в успеху.
Первая попытка случилась в Серебряном веке, но была абортирована квазимессианской идеей большевизма. Оказалось, что субэкумена может быть либо источником мировой религии, либо маткой для эмбриона нации.
Вторая — взорвала СССР. Август 1991 года был не только буржуазной (незавершённой) революцией, но и национально-антиимперской, подобно революции, развалившей Дунайскую империю. Тогда ведь тоже родились мини-империи — Чешская, Польская и Сербская.
Совершенно правы те (и я в том числе), кто утверждает, что нет ещё русской нации. Однако нация — очень сложная структура. (И тут мы смотрим на схему планеты.) Прежде всего, нация не распадается. Её делят фронты гражданской войны, но такая война ведётся за выбор общей национальной судьбы. И именно поэтому конфликт на востоке Украины не гражданский.
Как уже было сказано, стержнем (арматурой, ядром) нации является определённая этнокультурная традиция, со своим набором ценностей и приоритетов. Но нация — принципиально открытая система, и потому, в отличие от этноплеменной общности, способна интегрировать другие этнокультурные группы (меньшинства, хотя американское minority мне кажется точнее — это по смыслу не "маленькие", а "младшие").
Этнокультурная (стержневая) нация — это не набор модных гаплогрупп, или принадлежность к языковой группе, а сумма коллективного опыта при реагировании на экзистенциальные вызовы. У кого-то это опыт сопротивления "универсальной монархии", у кого-то — постоянный выбор между сакральной монархией и народным суверенитетом (республикой).
И тут мы видим противоречие между представлениями о нации как личном выборе идентичности ("ежедневный референдум" по Э. Ренану) и об исторической обусловленности национальной принадлежности.
Полагаю, что это противоречие касается взаимоотношений ядра и периферии. Психологическое самоопределение касается границ нации. Ядро же сформировано традицией. В РФ как минимум 110 миллионов имеют идентичность русской нации. И никакие агитационные усилия не могут объявить это иллюзией.
Когда я говорю об отсутствии русского национального сознания, то речь идёт об отсутствии солидарности, об имперско-деспотическом менталитете, который причисляет жертвы государственной политики к строительным кирпичам державы, а не к утратам "большой семьи". Но это — преходящий фактор. Русское национальное сознание стремительно кристаллизуется, и Навальный-ксенофоб — пророк его.
Можно сколько угодно пытаться внушить русским, что их нет, и сочинять субэтнические идентичности, апеллируя к векам феодальной раздробленности. Это путь в никуда. Пример с игрушечными донецким и луганским "народами" — лучшее тому доказательство. Враги Киева заявляют о себе как о русских (которых не берёт к себе Россия) и никакой особой "новороссийской" идентичности создать не удалось.
Разумеется, национальное самосознание этноменьшинств развивается опережающими темпами, но русское его довольно скоро догонит. И будет как в Ирландии, когда требования автономии (гомруля — самоуправления) натолкнулось на рост самосознания протестантов — потомков шотландских переселенцев на Зелёный остров, и его пришлось делить. С большой кровью в итоге. Напомню, что 30 лет назад не было никакого "исламистского" террора, но был весьма угрожающий ирландский.
Рассказывать из-за границы нынешним русским, что их нет, что они — не нация, также комично, как советские рассказы евреям, что — по Марксу и Ленину — еврейской нации нет.
Русская нация уже сформировалась по базовым представлениям, миновав ту фазу, когда она могла структурироваться в виде набора русских государств, как это произошло в арабском мире или Латинской Америке. Угасание "Русских маршей" как раз подтверждает это, поскольку показывает, что русскость больше не переживается как идеология, перейдя в разряд психологии.
И ещё — специально любителям проводить границы.
Каждая искусственная граница, основанная на культивировании некоей мифологии, будет укрепляться за счёт эскалации враждебности, обрастёт траншеями с обоих сторон.
Поскольку, если вернуться к первому рисунку, то российский социум ещё во многом погружён в феодализм и знает лишь одну форму государственности — сословную, и две формы политической организации эйкумены — империя или феодальная раздробленность с сопровождающими её баронскими войнами.
