В драмах Шекспира безумие королей уравнивалось мудростью шутов. В России после юродства Ивана Грозного цари обычно пользовались услугами шутов дабы подчеркнуть собственную мудрость. Даже у Сталина в шутах ходило чуть ли не все Политбюро – злобно, но безропотно. И только при Николае 2-м юродивый встал чуть ли не вровень с престолом – и не случайно распутинщина оказалась вернейшим симптомом грядущего распада империи.
Царствование Путина начиналось корректно и поначалу выглядело пристойно до рутинности после шутовства позднего Ельцина. Тогда лишь наиболее проницательные говорили о несомненной связи немощи первого российского президента, тщательно пестуемой и выпячиваемой его свитою, с хлестаковским взлетом вечно второго Путина. Путин охотно шутил, чаще с упором на гайдаевские экранизации романов Ильфа и Петрова, но вскоре его шутки, а с ними и вся страна стали все больше отдавать казармой. Когда-нибудь какой-нибудь въедливый политолог составит сравнительный хронологический и семиотический словарик шуток Путина. Сейчас важнее то зловещее обстоятельство, что в какой-то момент Путин, по всей видимости, решил никому, кроме себя, не позволять шутить в России. Ну, примерно, как Николай Первый не позволял никому не только ругать, но даже и хвалить, да что там – просто обсуждать его правление. Обратите внимание хотя бы на то, как постепенно умолк сам Жванецкий, в начале царствования еще пытавшийся шутить о самом главном. Или скажем так – о Самом Главном. Посмотрите, как сник при Путине главный политический сатирик России – Жириновский. Его хватает теперь лишь на вопли о короновании Путина императором всероссийским – и никто не решается спросить, уж не шутка ли это.
Итак, Путин, желавший стать в России всем, теперь всем и стал – и царем, и шутом. В его тени поблек даже назначенный быть шутом по началу и осмеянный в конце Димон Медведев. Даже выпущенные на арену по высочайшему соизволению персонажи типа Ксении Собчак выглядят пристойнее зарвавшегося шпрехшталмейстера. В конце концов, за самодурство Калигулы, назначившего римским сенатором своего коня, никто не винит самого Инцитатуса. Ведь как давно заметил тот единственный, кто был и остается для России действительно ”всем” не по щучьему велению и не по своему хотению, а по воле народной – ”гений и злодейство две вещи несовместные”. Как и царственность с шутовством. Попробовавший совместить еще и это, Путин сейчас на глазах у всего мира скатывается уже не в шутовство – в юродство. Заявление о ”сборе биоматериалов россиян агентами западных спецслужб” – это уже клинический симптом истерики и безумия российской власти. Предложение о продаже российского газа Ирану – лишь политическая составляющая этой клиники. Следует ожидать предложения продажи сибирского снега Канаде или астраханского песка для Саудовской Аравии – остальное уже под санкциями Конгресса США.
Путин стремительно превращается в Распутина. Он никому другому не оставил этой вакансии и теперь шапка Мономаха, которой его шутейно короновали карикатуристы, все более походит на зловещий шутовской колпак юродивого. Мистическим образом сбывается его подростковая фобия о крысе загнанной в угол. Никогда еще в истории России ни один другой правитель не был столь отвержен и унижен всем миром. Но у Путина нет под рукой Распутина, на которого можно было бы возложить вину за юродство власти. Он сам исполняет обе роли – и царя разрушающейся империи, и юродивого мракобеса, позорящего престол. И удушающие страну международные санкции все более напоминают о страшных предметах из кунст-камеры российской истории: от шарфа графа Палена до револьвера графа Юсупова.
! Орфография и стилистика автора сохранены
