В последнее время всё чаще приходится слышать от самых разных аналитиков, что путинский режим находится на пороге кризиса, грозящего ему крахом. Логика их рассуждений, в общем и целом, сводится к следующему: первоочередными целями российской элиты являются легализация нажитых в России капиталов на Западе и персональная интеграция в глобальную мировую элиту; принятый недавно американским Конгрессом акт о введении весьма жёстких санкций в отношении как российской экономики в целом, так и конкретных представителей ближайшего путинского окружения ставит крест на достижении этих целей. Соответственно, у российской элиты появляется мощный стимул избавиться от диктатора, чьи внешнеполитические авантюры привели к подобному положению вещей и, избавившись от него, попробовать осуществить очередную "перезагрузку" отношений с Западом.
Если добавить к этому ухудшающееся в результате затяжной стагнации экономическое положение большей части населения, осознание молодым поколением (представители которого сегодня составляют костяк нового протестного движения, ассоциируемого с именем Навального) отсутствия каких-либо перспектив при существующем режиме и, как следствие, формирование в обществе запроса на перемены, существование которого сегодня признают даже провластные социологи, мы практически в точности получаем описание революционной ситуации, как его сформулировал классик: верхи не могут управлять по-старому, низы не хотят жить по-старому.
Подобная логика выглядит весьма убедительно. Скажу больше: некоторое время назад я и сам склонен был полагать, что жёсткие экономические санкции могут привести к смене власти в стране. Тем не менее сегодня я вынужден утверждать, что запас прочности режима существенно выше, чем можно было бы ожидать, исходя из вышесказанного. В той концепции, на которую опираются аналитики, предрекающие скорый крах режима, есть серьёзная методологическая ошибка: в её основе лежит предположение о том, что в России существует элита, а между тем никакой элиты в России нет. Утверждая, что в России нет элиты, я веду речь даже не о том, что само слово "элита" подразумевает лучшую часть общества, в то время как в нашей стране, начиная с 1917 года, формирование "высших слоёв" ведётся по принципу негативного отбора, а о том, что элита — это люди, принимающие ключевые для жизни общества решения, в то время как российская псевдоэлита никаких решений не принимает и, в принципе, не имеет возможности их принимать.
Сегодня многие характеризуют путинский режим как персоналистский, однако, похоже, мало кто адекватно оценивает степень его персонализации. Путин, по сути, разрушил ключевые государственные институты и подменил их собой. Он — единственный, кто принимает ключевые решения. С лёгкой руки политолога Евгения Минченко в российский политический лексикон вошёл термин "Политбюро 2.0" — трудно придумать более дезориентирующий термин. Советский режим был основан на фактическом слиянии государства и Коммунистической партии. Партия в тех условиях выполняла функцию ключевого государственного института, системообразующего элемента режима. Политбюро ЦК, в отличие от более декоративных Съезда и Пленума ЦК, было реальным высшим руководящим органом партии, то есть занимало центральное место в системе политической власти СССР. Легитимность Политбюро была производной от легитимности партии, а легитимность партии опиралась на господствующую в СССР коммунистическую идеологию.
В современной России не существует института, хоть отдалённо напоминающего КПСС. Партия "Единая Россия" — образование сугубо инструментальное. Функцию системообразующего элемента режима, которую в СССР выполняла партия, в современной России выполняет сам Путин. Советское Политбюро, в принципе, могло в определённых ситуациях противопоставлять себя Генеральному секретарю (и время от времени успешно это делало), поскольку, как было сказано выше, его легитимность была производной от легитимности партии. Нынешнее же "Политбюро 2.0" никакого независимого источника легитимности не имеет, политический вес его членов определяется исключительно близостью к "первому лицу". Мало того, что у них отсутствуют какие-либо политические ресурсы для того, чтобы противопоставить себя Путину, а тем более — избавиться от него, в случае отстранения Путина от власти исчезнет основной источник их влияния, а значит, они и сами немедленно последуют в политическое небытие вслед за своим патроном. Люди, которых ошибочно называют "элитой", могут быть сколько угодно недовольны тем, что рушатся их планы по легализации нажитых в России состояний на Западе и интеграции в глобальную мировую элиту, но ничего изменить они, в любом случае, не в силах. Что бы ни происходило, они намертво привязаны к диктатору и никогда не смогут сорваться со своих золотых цепей.
Итак, от верхов ничего хорошего ждать не приходится, а что же низы? Снизу действительно будет копиться недовольство, которое, возможно, действительно выльется в массовые протесты, но к смене власти эти протесты навряд ли приведут. Рецепт успешной революции — это массовые протесты на фоне раскола в элите, когда какая-то часть правящего класса если не переходит открыто на сторону восставшего народа, то, по крайней мере, саботирует исполнение приказов, идущих с самого верха. Так было в Румынии, в Сербии, в Грузии, в Украине и во многих других странах. Если же власть монолитна в своём желании подавить протест, то получается не революция, получается Тяньаньмэнь.
Власть в России пока ещё задействовала лишь очень малую часть своего репрессивного потенциала. Подобная "сдержанность" обусловлена вовсе не страхом применять силу, а всего лишь отсутствием необходимости. Если завтра градус недовольства в обществе возрастёт и власть почувствует в этом для себя угрозу, она без колебаний перейдёт к более жестоким и массовым репрессиям. В отличие от того же Януковича, Путину бежать некуда, поэтому для него не существует такого уровня репрессивности, который он счёл бы чрезмерным и недопустимым ради сохранения собственной власти.
За годы путинского правления политическая система России деградировала и примитивизировалась до зимбабвийского уровня. Примитивные системы уступают сложным системам во многих отношениях, но они очень устойчивы — сломать компьютер гораздо проще, чем сломать каменный топор. Однако у выстроенной Путиным системы есть своя ахиллесова пята, и эта пята — сам Путин. Как говорил герой бессмертного романа Булгакова, человек смертен, иногда внезапно смертен. Рано или поздно российский диктатор покинет этот мир в силу естественных, или не вполне естественных причин. Поскольку, как уже было сказано, он сам является системообразующим элементом режима, подменяющим собой ключевые государственные институты, режим ненадолго переживёт своего создателя. Переживёт ли его государство, именуемое Россией, — вопрос, который пока остаётся открытым.
