Едучи в столичном метро, увидел цитату из славянофильского пророка и кумира болгар Ивана Сергеевича Аксакова, что-то обличительное про западноевропейцев, кои замысливая аннексии и контрибуции, маскируют это низкими клеветами на якобы существующую русскую "захватническую похоть" или "похотливую захватность". Не помню точно и искать точную цитату не буду*. Изречение Аксакова рекламировала экспозицию по российской истории. Очередную в нынешнем каскаде клерикально-монархо-имперской реставрации.
Аксаков, как известно, был, сказали бы сейчас духовным лидером болгарофильского движения, очень был разочарован признанием Российской империей своего дипломатического поражения на Берлинском конгрессе. Но всё-таки – бывшему соратнику Герцена и сбиться на воляпюк отечественных телеаналитиков! Ведь погрузившемуся в политику лирику должно было быть известно, что именно в это время Российская империя как раз и пёрла во все стороны – на Польшу, на Кавказ, на Центральную Азию, на Балканы… и везде с боями. Так, что "захватническая похоть" Петербурга была повседневной реальность. И даже если прорыв на Балканы считать "освободительной миссией", а про подавление поляков думать, что это то ли месть за Лжедмитрия, то ли защита трофея за победу над Наполеоном, но всё остальное?
В чём причина убеждённого антизападничества русской интеллигенции XIX века? Действительно, русской – немцы и французы ее уже покинули, евреи, кавказцы и украинцы к ней еще не прибились...
Я полагаю, что всему виною четыре психологические травмы. К окончанию первой половины XIX веков уже ушла в почти легендарное прошлое та полувековая мясорубка, с помощью которой Пётр I и его преемники уничтожали русскую православную национальную культуру, как она формировалась в течение предшествующих 7-8 столетий. Поэтому никакого предубеждения против западничества у русской интеллигенции быть не могло.
И тут грянул 1848 год. Во Франции династия пала, а все остальные – закачались и кинулись присягать конституциям. Но не радовалась этому русская интеллигенция. После дела декабристов она уже двадцать лет сидела на попе ровно. И завистливо не могла простить западным либералам их побед над консерватизмом, который казался вечен. А русские радикалы – те не могли простить западным либералам поражения французских социалистов.
Потом грянул 1854 год. И русская интеллигенция, убежденная, что ведёт праведнейшую войну с вековым турецким врагом за освобождение угнетённых христиан Востока, вдруг увидела, что победившие в 1848 году западные либералы её порывы вовсе не считаю благородными, но лишь весьма топорным предлогом для захвата Балкан и Ближнего Востока. И не только считают таковым, но силой готовы ему воспротивиться. Российская империя увидела перед собой сплоченный фронт из Франции и бывших союзников по антинаполеоновской коалиции – Англии, Австрии и Пруссии.
Эти травмы слились в одну кровоточащую рану.
С этого момента и до франко-русского альянса 1891 года русская интеллигенция в глубине души возненавидела Запад, в чём достигла полного базового консенсуса с русской властью. Именно тогда и возникли все проявляющие и сегодня антизападные ментальные установки, пропагандистские мифы и подсознательные комплексы.
Потом грянуло польское национальное восстание 1863-64 годов. И сплотившаяся вокруг усмирения сепаратистов, русская общественность ни как не могла простить ни ставшему вдруг трагически одиноким Герцену, ни Западу - их сочувствия к полякам, "коварно напавшим" в январе 1863 года на легитимные российские гарнизоны.
"Заполировал" всё это (для дам - стал вишенкой на торте) уже упомянутый Берлинский конгресс после войны 1877-78 годов. Опять Запад не поверил в благородную освободительную миссию России, пролившую реки крови для освобождения сербских и болгарских братушек, и истратившую на войну весь бюджетный "подкожный жирок". Два исторических врага – Великая Британии королевы Виктории, разъяренная российской экспансией в сторону Афганистана ("Большая игра") и созданный Бисмарком Второй рейх, который не простил Петербургу вето 1875 года на окончательное добивание Франции и ясно понимал, что и ослабленная Турция, и добрый ломоть ставших суверенными Балканы – его добыча. Добыча, за которую под Плевной рекой текла и турецкая, и русская кровь…
После четырёх таких звонких пощёчин (смачных плевков в рожу), полученных от либерального Запада, трудно удивляться генетическому антизападничеству русской интеллигенции. Ведь она никак не может понять, почему всему миру (за небольшом исключением) так трудно осознать, что если все страны создают империи, перекраивают границы, тасуют народы и подчиняют соседней из низкого эгоизма и вульгарного шовинизма, то Россия всё это делает, только лишь служа всеобщему счастью, просвещению и освобождению порабощённых.
Вот такое получилось двухвековое недоразумение.
* Всё таки пришлось: "Если поднимается свист и гам по поводу властолюбия и завоевательной похоти России, знайте, что какая-либо западноевропейская держава готовит безсовестнейший захват чьей-либо чужой земли".
Иван Сергеевич Аксаков, 1876
! Орфография и стилистика автора сохранены
