Двадцать дней без войны
Цхинвали пестрил ярко-оранжевыми куртками строителей. Уже почти никакой бронетехники и танков. Только военные палаточные лагеря песочного цвета, разбитые тут и там. Желтый, сонный, почти пустынный, но раньше, кажется, уютный, хоть и обветшалый город, – таким он мне показался. Неторопливые прохожие: по накаленным солнцем улицам мимо меня шагали школьницы в белоснежных блузках, тянулись по жаре женщины с авоськами. Были и другие – в черных одеждах, с поникшими головами, молча утешающие друг друга.
В центре, на площади рядом с разбомбленным монументальным зданием парламента, вокруг машины, из которой были слышны передаваемые по радио новости, расположились старики. Внимательно прислушивались, переспрашивали друг друга и что-то время от времени обсуждали.
И уже трудно было поверить в рассказы местных жителей и побывавших в Цхинвали журналистов о том, что буквально пару недель назад на улицах повсюду лежали трупы грузинских солдат.
Удивило состояние дороги от Владикавказа до Цхинвали. Идеальная, похожая на взлетное поле. О том, что по ней недавно двигались десятки танков и другой бронированной техники в сторону Южной Осетии, напоминали только горы мусора на обочинах. Город разрушен примерно на тридцать процентов, и понять, каким он был до войны, можно. Уцелевшие фасады давно нуждающихся в ремонте домов, занавешенные зеленой маскировочной сеткой, разбитые улицы и здания на окраинах Цхинвали, так и не восстановленные после боев в 1992 году. Никаких намеков на новые постройки я не увидела, все оставалось таким, каким было, наверное, полтора десятка лет назад.
В разговоре со мной экс-президент Южной Осетии Людвиг Чибиров, ныне работающий профессором во Владикавказе, объяснил это тем, что после первого конфликта в городе не вели никакого строительства, постоянно опасаясь, что того и гляди опять начнется война. Люди жили "на чемоданах".
В таком случае непонятно, куда, собственно, делись те огромные деньги, которые в последние годы Южной Осетии перечисляла Россия? О слабой эффективности управления в Южной Осетии и непрозрачных бюджетных процессах не упомянул в российской прессе только ленивый.
Нищета, безысходность, постоянное напряжение, психологическая усталость, изматывающее постоянное пребывание в "подвешенном состоянии" – вот как можно охарактеризовать то, что испытывали все жители в последнее время, до недавних событий.
Те, кто имел возможность уехать из Цхинвали, давно это сделали. Осетинские военные не без оснований предполагают, что на фоне хронической неопределенности и усталости населения, которые царили в Южной Осетии все последние годы, власти Грузии вполне могли надеяться, что осетины просто предпочтут уехать и оставить землю, нежели сопротивляться. Как сказал известный грузинский оппозиционер Ивлиан Хаиндрава в одном из своих недавних интервью: "Стабильно нестабильное положение (а не полномасштабная война) входило, как видно, в некий стратегический расчет…".
Сегодня из разговоров как обычных людей, так и представителей власти республики понятно, что у южан появилась надежда на лучшие времена, на перемены. Руководство республики, конечно, уже прикидывает, как распорядиться солидной суммой, выделенной Россией в качестве материальной помощи. Простое население предполагает, что и ему тоже что-то достанется с барского плеча: может, это будет более спокойная жизнь, хоть какая-то определенность. Не скрывают своего оптимизма осетины и по поводу открывшегося участка Транскама, проходящего через грузинские села к северу от Цхинвали… Бывшие села…
Анклавы, которых больше нет
Вообще, одну из ключевых ролей в югоосетинском конфликте сыграли грузинские села-анклавы. Итогом войны стало их исчезновение с лица земли. В северном и самом большом анклаве – от Тамарашени на юге и до Кехви на севере, который мне довелось увидеть, практически все дома сожжены. На месте бывших грузинских полицейских и военных постов, запиравших анклавы для проезда осетин, теперь лишь выгоревшие вагончики.
На редких уцелевших стенах можно увидеть проклятия в адрес грузин и победные лозунги: "Осетия неделима", "Osetia not for sale", "Вперед, на Тбилиси!". Некоторые домики сровняли с землей бульдозерами, от них не осталось даже развалин – только груды камней.
Проезжая в жару через село Тамарашени, мы вынуждены были закрыть окна из-за невыносимого запаха разлагающихся тел. Впрочем, говорят, что в деревнях практически нет трупов, но подохло много домашнего скота. Соваться в завалы, чтобы выяснить источник запаха, осетины сами пока боятся и не хотят.
Одиноко красуются среди развалин полуразрушенные стены невиданных для здешних мест новеньких, под "евро" магазинов, банка, кинотеатра. Местные осетины делятся со мной своими подозрениями, что Грузия намеренно вкладывала деньги в благоустройство территории анклава, подконтрольного прогрузинскому "альтернативному правительству" Южной Осетии во главе с Дмитрием Санакоевым. Выгодное отличие грузинских населенных пунктов от осетинских должно было демонстрировать сепаратистам плюсы "интеграции".
Большинство мирных жителей успели покинуть свои села по объездной грузинской дороге, остались только старики – всего примерно около ста человек, да военные, которых впоследствии либо убили, либо взяли в плен. Население, кроме этих нескольких десятков пожилых людей, организованно ушло вместе с грузинскими военными в ночь с 9-го на 10-е августа или 10-го днем. Оставались там, скорее всего, только группы грузинского спецназа. Постепенная эвакуация началась еще после перестрелок 1-2 августа.
Ушел и Санакоев, и представители его организации, базировавшейся в сожженном ныне селе Курта. Сейчас в кабинете командира осетинского миротворческого батальона Казбека Фриева лежат трофеи. Их принесли ему осетинские ополченцы.
Грузинские анклавы были, по утверждению осетин, главным фактором напряженности в регионе. Цхинвальцы, с которыми я беседовала на эту тему, в один голос заявляют, что проезды через анклавы были для них почти всегда сопряжены с неприятностями, до тех пор, пока в 2004 году дорога на участке грузинских сел не была блокирована полностью и ее не заменила объездная, Зарская дорога. "Едешь с мешком муки или яблок – обязательно отнимут. Говорят – или езжай назад, или оставляй на посту, – делится со мной воспоминаниями житель Цхинвали с непривычным для этих мест именем Джон, – были случаи, когда избивали людей". После разговоров со многими цхинвальцами понимаешь: они едва ли жалеют грузин, изгнанных из анклавов. Может быть потому, что из памяти многих еще не стерлись такие моменты.
Даже официальное лицо – председатель югоосетинского Комитета по информации и печати Ирина Гаглоева, которая по долгу службы, кажется, должна быть дипломатичной, рассуждает достаточно жестко: "Возвратятся ли грузины в свои села? Очень надеюсь, что нет. Вот когда вернутся 100 тысяч наших беженцев и будут восстановлены сожженные осетинские села, тогда можно будет говорить о тех, кто 18 лет занимался здесь только тем, что мешал осетинам нормально жить".
При этом надо понимать, что осетины на роль жертвы так просто не соглашались и использовали имеющиеся у них возможности, чтобы показать анклавам, кто в доме хозяин. Вражда была взаимной, как и периодические обстрелы с обеих сторон. Когда грузинская сторона ужесточала пропускной режим для осетин, югоосетинская сторона в ответ принимала аналогичные меры в отношении жителей грузинского анклава. Из-за перепалок между грузинами и осетинами появились две объездные дороги.
Экс-президент Чибиров так ответил на мой вопрос об ушедших грузинах: "Пусть возвращаются все, кто непричастен к геноциду. Вражды между нашими народами нет".
Конечно, слово "геноцид", которое употребляет, впрочем, не только Чибиров, но также господа Путин и Медведев, вызывает сомнения. Что касается отсутствия этнической вражды, то действительно в общих населенных пунктах представители двух народов вполне мирно и дружно сосуществовали, было и немало смешанных семей. В качестве примера можно привести даже тот факт, что цхинвальские грузины и осетины обороняли город во время августовских событий бок о бок.
Вот только отношения между осетинами и грузинскими анклавами были весьма недружескими. Даже воду не могли поделить между собой югоосетины и жители злополучных грузинских сел. Из-за водопровода Джава-Цхинвали, проходящего через северный грузинский анклав, долгое время было очень много споров. В одном из сел прямо с дороги прекрасно видно поврежденную трубу, ведущую в Цхинвали: сквозь большую дыру в ней под напором хлещет вода и уходит в соседнюю речку. Мой спутник из Владикавказа кивнул в сторону трубопровода: "В какой-то газете ерничали, что, мол, осетины жалуются, что грузины якобы выпили всю воду. Может быть, не выпили, но трубу испортили. Вот – ты видела все сама".
В докладах ОБСЕ по Южной Осетии за последние два года также частенько фигурировала "водопроводная" тема. В них говорится, что жители анклавов в летнее время делали врезки в цхинвальскую трубу, направляя воду на орошение своих полей. Так как состояние югоосетинских трубопроводов оставляло желать лучшего, то из-за утечек Цхинвали иногда оставался совсем без воды. Опять же важно отметить, что осетины в долгу не оставались — перекрывали водопроводы с питьевой водой, идущие в Грузию.
Несмотря на то, что термин "грузинские анклавы" широко используется, эти самые анклавы чисто грузинскими стали не так давно – в 1992 году, когда оттуда было изгнано осетинское население.
И это в последнем конфликте сыграло трагическую роль. До основания разрушая грузинские села, многие руководствовались элементарным чувством мести за произошедшее 16 лет назад. Но это чувство, конечно, вряд ли может служить оправданием разорения анклавов.
Роль ополченцев
И югоосетинские чиновники, и местные военные ответственность за полное уничтожение грузинских сел возлагают на местных ополченцев. Населенные пункты разрушались таким образом, чтобы грузины больше не смогли вернуться в свои дома. Вообще, ополченцы сыграли в конфликте двоякую роль. С одной стороны, уже ясно, что именно они жгли грузинские дома, с другой – они, а не кто-то еще, задержали наступление грузинских войск и сожгли грузинские танки в Цхинвали 8 и 9 августа. Командующий осетинскими миротворцами Казбек Фриев говорит, что грузинские войска завязли в Цхинвали благодаря югоосетинским ополченцам. Они рассредоточились по городу, начали активные действия против грузинской пехоты. "Вот здесь, – машет полковник рукой в сторону перекрестка, расположенного недалеко от миротворческого штаба, – грузинская пехота не смогла пройти, а если бы прошла, то все – конец".
Сколько все-таки погибло?
В правительстве Южной Осетии продолжают настаивать на том, что погибло полторы тысячи человек, уточняя при этом, что берут в расчет всех пропавших без вести. На мой вопрос о том, как были получены эти данные, председатель югоосетинского Комитета по информации и печати Ирина Гаглоева ответила, что с 8 августа люди звонили ей по телефону и сообщали данные из разных районов республики.
"К обеду 9 числа нам удалось созвониться с нашими населенными пунктами. Появилась информация о массовых расстрелах, о конкретных убитых, – рассказала Гаглоева, – например, мне звонят и говорят – у нас угнали 200 человек, чтобы расстрелять. Понятно, что я не видела этих людей, но мне звонит глава сельсовета, и я беру и плюсую эти 200 человек. Поступает информация с юга, где в четырех подвалах также были расстреляны люди. Спрашиваю: сколько? Тоже называют цифру – около 200 человек. И к началу 10-го числа по подсчетам оказалось около 1200-1300 человек. К этому времени начинается массовый отъезд людей по Зарской дороге. Она с 9 по10 была под массированным обстрелом, там тоже погибло примерно 100-150 человек".
Гаглоева добавила при этом, что если и ошиблась с подсчетами, то неумышленно: "Когда "Град" стреляет, ты не знаешь, подвергнуть сомнению цифру или нет. Уже потом я понимаю, что человек, который мне звонил и видел, как сельчан вели, не мог знать, сколько там человек – двести или нет. И слава богу, если их оказалось не двести". На мой вопрос о списках она ответила, что они составляются и будут обнародованы только по завершении расследования прокуратуры. Так что изначально называвшееся осетинами количество погибших – около двух тысяч человек – надо рассматривать скорее как своеобразный призыв о помощи, а не как точные данные. Но вот российское руководство, на официальном международном уровне озвучивавшее те же цифры, очевидно, преследовало совсем другие цели.
Впрочем, гадать сегодня по поводу точного количества жертв бессмысленно, надо ждать, когда появятся списки. Но наиболее реальной представляется цифра в несколько сотен погибших: такой вывод можно сделать, судя по количеству раненых, обратившихся за медицинской помощью, а также по разговорам с местными жителями. Надо осознавать при этом, что для маленького югоосетинского народа даже сотня погибших – огромная цифра.
Вообще, когда находишься в Цхинвали, понимаешь, что для очевидцев и участников событий точные цифры не составляют первостепенной важности. В пристальном постороннем внимании к сухой статистике жители подозревают стремление как-то приуменьшить масштаб пережитого ими.
Что касается грузинских потерь в столице Южной Осетии, то полковник миротворцев Фриев говорит, что в самом Цхинвали он лично видел около ста тел погибших грузинских военных, что в два раза больше заявленных грузинской стороной потерь. "Не думаю, что население Грузии обрадовалось бы, когда узнало, что столько с их стороны солдат погибло ", – замечает он.
Готовность к войне
Один из представителей югоосетинской власти с досадой признал, что с военной точки зрения республика оказалась не готова к грузинскому наступлению. Организация обороны, как военное дело и военная задача, были фактически провалены. Обнаружилась критическая нехватка оружия, больница оказалась совершенно не готова к приему убитых и раненых, что подтверждают и журналисты, находившиеся в Цхинвали во время боевых действий.
Впрочем, на момент штурма в Цхинвали, по официальным данным, оставалось всего около шестнадцати тысяч человек. Несколько тысяч – в основном женщины и дети – были эвакуированы заранее. Дело в том, что еще в конце июля обстановку в зоне конфликта можно было назвать самой напряженной с 2004 года: почти в геометрической прогрессии росло число инцидентов с применением оружия обеими сторонами, и доклады ОБСЕ это подтверждают. В этих же докладах говорится и о том, что, опасаясь этих обстрелов, свои дома стали покидать жители сел Южной Осетии обеих национальностей. Из Цхинвали желающих начали эвакуировать с 1-2 августа, после того как началась снайперская стрельба по городу, а массово – уже с 5 августа, говорят представители югоосетинских властей. Тогда же, видимо, осетинская военная разведка и наблюдатели ОБСЕ (об этом говорится в докладах организации) сделали вывод, что Грузия готова начать операцию. Скорее всего, о том же и в те же сроки донесла своему командованию и российская разведка. К этому времени грузины заняли несколько ключевых высот, например, Сарабукскую и над селом Хетагурово, да и вообще заметно увеличили количество своих оборудованных позиций вокруг Цхинвали. Справедливости ради заметим, что осетины в ответ тоже создавали новые посты.
"Мы видели, что Грузия что-то готовит", – рассказывает полковник миротворцев Казбек Фриев. При этом, как он утверждает, физически помешать грузинским приготовлениям миротворцы не могли, потому что это означало бы начало войны. С дипломатической же точки зрения командующий Смешанными силами по поддержанию мира Марат Кулахметов мог только докладывать о происходящем своему высшему руководству и писать обращения о недопустимости наращивания вооруженных грузинских подразделений в зоне ответственности миротворцев, в частности, главе миссии ОБСЕ в Грузии и четырем сопредседателям Смешанной контрольной комиссии. Что он, собственно, и делал.
Дипломатия vs война
Остается вопрос: все ли сделало в ответ на эти донесения прекрасно понимавшее ситуацию российское руководство для урегулирования ее мирным путем. Исходя из того, что известно, можно сделать вывод, что не все: в документе под названием "Концепция внешней политики" говорится, что Россия "твердо исходит из того, что санкционировать применение силы в целях принуждения к миру правомочен только Совет Безопасности ООН". Чуркин пытался созвать заседание СБ только в ночь на 8 августа, а не в тот момент, когда стало известно о готовящейся агрессии. Были ли другие мирные пути предупреждения нападения Саакашвили? Полагаем, что были. Почему Россия не пошла по ним? Этот вопрос нужно задавать совсем другим людям, которые, к сожалению, на подобные вопросы своих граждан отвечать не привыкли.
У Цхинвали есть повод для обид на Россию. Люди говорят, что слишком долго ждали помощи, тринадцать часов Южная Осетия оставалась с грузинской армией один на один. И это с учетом того, что грузинскую атаку все предвидели, а российская армия стояла на подходах. "Многие ведь погибли, когда выбежали из подвалов. Они услышали звук пролетающих самолетов и подумали, что это, наконец, Россия. Мы ведь все время ждали – вот сейчас Россия нам поможет, заступится за нас. Выбежали, чтобы поприветствовать российские самолеты, а оказалось, что это грузины летят", – вспоминала одна из жительниц Цхинвали.
Уже после моего возвращения в Москву газета Минобороны "Красная звезда" процитировала слова командира роты мотострелкового полка Дениса Сидристого о том, что российские войска уже 7 августа ночью получили команду на выдвижение к Цхинвали. Из этого многие сделали вывод о том, что части 58-й армии вошли в Южную Осетию еще до начала боевых действий. Если это действительно так, то официальная российская версия произошедшего оказывается несостоятельной, однако никаких достаточно веских доказательств этой трактовки пока нет. Например, военный эксперт Александр Гольц считает эту версию маловероятной и не знает, почему она появилась. После появления данной публикации я разговаривала с источником в администрации Северной Осетии, который прокомментировал сообщение. По его словам, российские войска выдвинулись по направлению к театру военных действий 7 августа, но это "еще не означает, что они вошли в Южную Осетию". По данным источника, военные, скорее всего, остановились, дойдя до Зарамага – своеобразной площадки-накопителя перед выходом в узкое ущелье, ведущее к Рокскому тоннелю. Далеко идти российским военным не пришлось. Примерно с середины июля части 58-й армии уже находились районе Рокского и Мамисонского перевалов, соединяющих Южную Осетию с Россией, в рамках учений "Кавказ-2008".
Стоит отметить, что точно так же во время референдума в Южной Осетии в 2006 году из опасения, что грузины могут начать военную операцию, части 58-й армии были выдвинуты и размещены в Зарамагской котловине, а танки и БМП стояли по всему участку дороги от Зарамага до входа в Рокский тоннель.
Действительно, как рассказывают очевидцы из Джавы, первые российские танки пришли в этот поселок около восьми утра 8 августа, уже после бомбардировки Джавы и района Гуфтинского моста грузинскими самолетами. Иначе говоря, первые танки прошли тоннель и границу около 6:30 утра 8 августа. Если принять версию о вхождении в Южную Осетию 7 августа российскими войсками, остается неясным, где они находились в течение целых суток. Ведь от южного выезда из Рокского тоннеля до Джавы всего каких-то сорок пять километров.
Если вопрос о том, перешли российские военные границу до начала наступления Грузии или нет, довольно спорный, то тот факт, что Россия подвела свои войска к границе с Южной Осетией еще за несколько дней до начала грузинской операции, не вызывает сомнения. И если российские войска пребывали в полной боевой готовности, готовясь к военному урегулированию ситуации, то поведение России также вызывает вопросы.
Как мы показали, российская армия была готова попасть в Южную Осетию еще до 8 августа, однако публично об этом не объявлялось, даже не было соблюдено конституционное положение о том, что решение о переходе армией государственной границы принимается Советом Федерации, хотя время на его созыв у Москвы, как мы видим, было. Однако нет сомнений в том, что если бы Совет и был созван, то он дружно одобрил бы данное решение. Сам по себе этот факт мог бы изменить поведение Грузии, что не привело бы к многочисленным жертвам.
Также непонятны причины тринадцатичасового промедления уже после атаки на Цхинвали. Ведь попытаться организовать международное давление на грузинское руководство можно было заранее, как показывают факты. Однако Россия дождалась нападения, больших разрушений и жертв среди мирного населения, хотя могла все это предотвратить.
Какая логика стоит за этими "непоследовательными", на первый взгляд, поступками? У нас не достаточно информации, чтобы рассуждать об этом. Однако я уверена, что история все расставит по своим местам.
"Все уже понятно"
Как среди северных, так и среди южных осетин существует общее представление о том, что республика заплатила большую цену за признание своей независимости, а потому оно было воспринято как должное. Однако последствия такого признания для Кавказа и для России в целом могут быть непредсказуемыми.
"Не будем это слушать, – сказал мой североосетинский шофер по пути в аэропорт и выключил радио, на волнах которого зазвучала грузинская песня. – После того, как наш Буба встал рядом с этим козлом, я его уважать перестал". Я осторожно спросила, не Кикабидзе ли он имеет в виду, потому что других вариантов не видела. Шофер подтвердил мое предположение.
"Мы один народ с Южной Осетией. Наши родственники там живут, их родственники – у нас, – продолжал водитель, – вот скоро Южная Осетия объединится с Северной и будет общее название – Алания". На мое осторожное "еще неизвестно" шофер только махнул рукой: "Да что там, все уже понятно". Будет ли это новообразование республикой в составе России, или независимость начнет свое победное шествие по всему Кавказу, покажет время.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
