Сегодняшнее утро началось с дурных вестей о начале военных действий между Грузией и Южной Осетией. Медведев не проронил ни слова. Зато его премьер во время своего олимпийского визита в Китай в качестве болельщика номер 1 уже сказал свое грозное слово о неотвратимости "адекватых мер". Путину не привыкать... С тех пор, как ему вручили портфель премьер-министра в 1999 году, все проблемы он привык решать с одного разящего удара. Чуть позже российский премьер "откорректировал" себя, заявив, что присоединяется к призыву Олимпийского комитета объявить перемирие во всех региональных конфликтах на время Олимпиады. К тому же, его друг по вашингтонскому Белому дому Джордж Буш недалеко, где-то в районе соседних трибун. И они уже пришли к соглашению, что новая война им не нужна.
"О спорт, ты – мир!" Точнее, политические интересы двух равноудаленных от общественных интересов политиков, которым, может быть, действительно новая война сейчас и не нужна. Вопрос в том, обладают ли эти двое вообще способностями к миростроительству. Пока же Кокойты покинул Южную Осетию, вылетев на самолете в Россию. Саакашвили объявляет о "наведении конституционного порядка" на территории Грузии. Российские самолеты бомбили Гори и, по последним сообщениям, уже два из них сбиты...
Пока я лично услышала только один внятный призыв к участникам новой "локальной войны". Финский министр иностранных дел Александер Стубб попросил представителей обеих сторон конфликта приехать в Хельсинки и сесть за стол переговоров.
Мы вынуждены читать депеши о полномасштабных военных действиях в день открытия Олимпийских игр. Мы в очередной раз сетуем на неразумность и неадекватность наших "многомудрых" политиков, которые не хотят понять, что ситуация на Кавказе в целом уже давно вышла из-под их контроля. И во многом именно благодаря тому, что они привыкли решать все вопросы под громкое "броня крепка и танки наши быстры".
В этой связи мне хочется вспомнить другого политика, непосредственно связанного с судьбой Кавказа. На фоне сообщений о новой войне попытка ингушей вернуть на пост президента Руслана Аушева, кажется, отошла на второй план.
Именно в такие непростые исторические моменты роль личности становится определяющей. Когда в 2001 году избранный народом Ингушетии Аушев добровольно сложил с себя полномочия президента, народная молва Кавказа передавала из уст в уста, что это был вынужденный шаг с его стороны. Мол, не простили ему силовики ни открытия коридоров для беженцев из Чечни, ни лагерей, в которых они могли надеяться на спасение.
Молчал ли Аушев? До своего последнего интервью "Новой газете" он, казалось бы, не делал громких заявлений. Но давайте проанализируем то немногое, что он говорил, а главное, что он делал.
10 января 2002 года Аушев был назначен представителем правительства Республики Ингушетия в Совете Федерации Федерального Собрания России.
Тогда же, в январе 2002 года, Аушев дал интервью ежедневному изданию "Газета". Позволю себе привести выдержки из этого интервью.
На вопрос Анастасии Матвеевой о том, не было ли каких-нибудь попыток со стороны Кремля подтолкнуть его к решению об отставке, Аушев ответил: "Меня?! Я в своих решениях всегда самостоятелен. Я девять лет президент - это много. Я хочу, чтобы был подобный прецедент. Мне говорят: Ельцин тоже ушел сам. Минуточку: не путайте Бабеля с Бебелем... После меня кто-то придет и скажет: Аушев-то был 20 лет, я тоже хочу 20 лет. Быть президентом своего народа, каждый день нести экзамен перед своим народом - это очень тяжело... Для нормального человека двух сроков хватает - это вычислено психологически, математически. Я девять лет был президентом - уже чувствовал, что к чему-то привыкаю. У меня уже нет критического взгляда на многие вещи. Нужен такой срок, который бы не давал возможности расслабиться. Если ты не честолюбец, не коррупционер и не больной - двух сроков достаточно".
И свою задачу в качестве сенатора Аушев в 2002 году формулировал четко: "Я буду защищать Ингушетию – в этом вся моя задача. Я не собираюсь в парламенте защищать мировое сообщество или антитеррористическую коалицию. Я против нынешнего состава Совета Федерации. Его надо избирать, как Госдуму. Это должны быть полнокровные сенаторы. А то, что есть сейчас, - это, с европейской точки зрения, даже не парламентаризм. Это как федеральные округа на теле России - ни туда, ни сюда". И более общая политическая задача Аушева также была понятной: "Защищать интересы Ингушетии и не допустить войны в России". На вопрос журналиста, насколько это возможно, Аушев ответил: "Кавказ может взорваться, если будет и дальше проводиться неправильная национальная и конфессиональная политика. Президент должен не только по церквям ходить, но также посетить мечеть, синагогу и буддийский дацан. Отделение религии от государства невозможно, это такой же коммунистический пережиток, как 8 марта и сбор металлолома. Национальной политикой вообще никто не занимается. Потому что сейчас курс взят на унитаризацию государства. А надо просто убрать империю из башки – тогда все будет нормально".
Но уже 23 апреля 2002 года сенатор Аушев заявил о своем уходе с работы. Он во второй раз сложил полномочия в знак протеста против бездействия верхней палаты парламента и руководства Южного федерального округа в связи с нарушениями в избирательной кампании по выборам нового президента Ингушетии. Аушев также обвинил руководство округа в нарушениях с целью обеспечить победу заранее выбранному кандидату — Мурату Зязикову. 15 мая 2002 года полномочия Аушева в Совете Федерации были досрочно прекращены.
2 сентября 2004 он года принял участие в переговорах в захваченной школе номер 1 в Беслане. Аушев приехал в Беслан, несмотря на то, что его никто не звал. Он был бывшим президентом. Подвергая свою жизнь риску, Руслан Аушев провел в здании школы напряженные переговоры с террористами, после чего ему удалось вывести оттуда трех женщин с грудными детьми на руках. Он забрал с собой еще одного младенца, мать которого осталась со своим старшим ребенком в захваченной школе. Спустя полчаса боевики отпустили еще двадцать шесть женщин с детьми в возрасте до двух лет.
И снова Аушев ушел в тишину после трагедии 3 сентября. Он уже ничего не мог изменить. Жертвы Беслана уже были принесены.
Я не думаю, что стоит воспринимать последнее интервью Аушева "Новой газете" как что-то неожиданное. Наоборот, для этого политика слова равнозначны действиям. И когда Аушев говорит, что если народ начнут бить, то он будет с народом, - он именно это и имеет в виду.
Интервью Аушева "Газете" в 2002 году закончилось простым, казалось бы, вопросом о том, считает ли он себя атеистом. Он ответил: "У меня есть вопросы к Всевышнему. Почему он такой несправедливый? Говорят, он нас испытывает. Да хватит уже испытывать, зачем это все..."
Наверное, причина в том, что время Аушева для Ингушетии было президентской эпохой. Даже сложивший полномочия Аушев остался "президентом", пусть и бывшим.
С назначенным в президенты Зязиковым мне пришлось встретиться в 2004 году в Страсбурге. Это было через месяц после трагедии в Беслане. Он говорил охотно, но в его словах сквозило желание оправдаться. Перед всеми. Уже тогда меня поразило, что он ни разу не назвал себя президентом Ингушетии, а использовал оборот: "Я как глава субьекта Российской Федерации..." К тому времени в силу уже вступил указ Президента РФ о такой "контртеррористической мере", как отмена прямых выборов глав регионов. Зязиков это усек быстро. Он также не считал себя "Всевышним". На мой вопрос, что он считает необходимым сделать для восстановления мира, стабильности и порядка после десятилетнего конфликта, Мурат Магомедович ответил именно этим заявлением. И еще он очень хотел уверить меня, что он не трус. Даже рассказал историю о том, как спас дрессировщицу в цирке, на которую набросился ее подопечный медведь. Он его просто застрелил. Но вот в Беслан он так и не приехал.
